пёстрая и чешуйчатая.
А всё-таки тут дофига странное место. Едва ли ни самое странное, какие мне когда-либо встречались. С одной стороны, хватает прекрасной глючи и безуми полностью в моём вкусе, а с другой, эпизодическое ползание по случайным дневникам открыло мне такие бездны непостижимые виды человеческой деятельности, такую прорву специфических терминов и понятий, что - ой мамо, шо я тут делаю и где мои вещи?
Безответственное дыбро, конечно, из меня тут полезло в невиданных масштабах, и, наверное, это зачем-нибудь нужно, но что заползла я сюда безо всякой подготовки и знания местности, а с подготовкой и знанием с шансами не заползла бы, тоже факт. Ощущение некоторой своей инородности в этом пространстве среди меня растёт и колосится. Сказанное не значит, что я собралась сворачивать тут свою деятельность. Оно просто рефлексия и фиксация ощущений. В конце концов, мне ли привыкать нихрена не понимать в окружающей среде и собственной мотивации, и плясать со своими бубнами где и как придётся?
Безответственное дыбро, конечно, из меня тут полезло в невиданных масштабах, и, наверное, это зачем-нибудь нужно, но что заползла я сюда безо всякой подготовки и знания местности, а с подготовкой и знанием с шансами не заползла бы, тоже факт. Ощущение некоторой своей инородности в этом пространстве среди меня растёт и колосится. Сказанное не значит, что я собралась сворачивать тут свою деятельность. Оно просто рефлексия и фиксация ощущений. В конце концов, мне ли привыкать нихрена не понимать в окружающей среде и собственной мотивации, и плясать со своими бубнами где и как придётся?
Зато могу сказать, что ещё одна похожая вещь значится в самых ближайших планах.
Нет, вообще, прикольно, приходят люди, говорят слова, проявляют радушие и гостеприимство, штукам вот радуются. И я тоже радуюсь, хотя больше, всё-таки, торможу. Отвыкла.
